Форумы-->Кланы-->
1|2|3|4|5|6|7|8|9|10|11|>|>>
| Автор | #8817 Comradeship of heroes |
|---|
| Клан примет в свои ряды. | На всякий случай, для новичков:
https://www.heroeswm.ru/clan_info.php?id=8817 | Л. Н. Толстой
Косточка
(Быль)
Купила мать слив и хотела их дать детям после обеда. Они лежали на тарелке. Ваня никогда не ел слив и все нюхал их. И очень они ему нравились. Очень хотелось съесть. Он все ходил мимо слив. Когда никого не было в горнице, он не удержался, схватил одну сливу и съел. Перед обедом мать сочла сливы и видит, одной нет. Она сказала отцу.
За обедом отец и говорит: «А что, дети, не съел ли кто-нибудь одну сливу?» Все сказали: «Нет». Ваня покраснел как рак, и сказал тоже: «Нет, я не ел».
Тогда отец сказал: «Что съел кто-нибудь из вас, это нехорошо; но не в том беда. Беда в том, что в сливах есть косточки, и если кто не умеет их есть и проглотит косточку, то через день умрет. Я этого боюсь».
Ваня побледнел и сказал: «Нет, я косточку бросил за окошко».
И все засмеялись, а Ваня заплакал. | П. Бахтуров
***
Из лесов, из-за суровых темных гор
Наша конница несется на простор.
На просторе хочет силушку собрать,
Чтоб последнюю буржуям битву дать.
Кликнул грозный клич Будённый удалой:
– Эй, товарищи лихие, все за мной!
Эй, ребята, веселей да не робей,
На врага пойдем лютого поскорей!
И несется наша конница вперед,
Кулакам, врагам поблажки не дает.
Эй вы, царские холопы, палачи,
Ну, попробуй-ка, попробуй, подскачи!
Скоро, скоро всех врагов мы разобьём
И свободной, вольной жизнью заживём…
Постоим за наше дело головой.
Слава коннице будённовской лихой! | О Ворошилове
(Одна из...)
http://www.sovmusic.ru/download.php?fname=voroshil
http://www.youtube.com/watch?v=H_Dzp76c_KM | Противопсихическое применение пулемёта Максим
http://www.youtube.com/watch?v=IBX-y4AF19Y | | Революцьонный держите шаг! | Under Balkan stars
http://sovmusic.ru/download.php?fname=podzvezd
http://www.youtube.com/watch?v=NdusVL4HBg8 | В. Маяковский
Во весь голос
Первое вступление в поэму
Уважаемые
товарищи потомки!
Роясь
в сегодняшнем
окаменевшем говне,
наших дней изучая потемки,
вы,
возможно,
спросите и обо мне.
И, возможно, скажет
ваш ученый,
кроя эрудицией
вопросов рой,
что жил-де такой
певец кипяченой
и ярый враг воды сырой.
Профессор,
снимите очки-велосипед!
Я сам расскажу
о времени
и о себе.
Я, ассенизатор
и водовоз,
революцией
мобилизованный и призванный,
ушел на фронт
из барских садоводств
поэзии —
бабы капризной.
Засадила садик мило,
дочка,
дачка,
водь
и гладь —
сама садик я садила,
сама буду поливать.
Кто стихами льет из лейки,
кто кропит,
набравши в рот —
кудреватые Митрейки,
мудреватые Кудрейки —
кто их к черту разберет!
Нет на прорву карантина —
мандолинят из-под стен:
«Тара-тина, тара-тина,
т-эн-н...»
Неважная честь,
чтоб из этаких роз
мои изваяния высились
по скверам,
где харкает туберкулез,
где блядь с хулиганом
да сифилис.
И мне
агитпроп
в зубах навяз,
и мне бы
строчить
романсы на вас,—
доходней оно
и прелестней.
Но я
себя
смирял,
становясь
на горло
собственной песне.
Слушайте,
товарищи потомки,
агитатора,
горлана-главаря.
Заглуша
поэзии потоки,
я шагну
через лирические томики,
как живой
с живыми говоря.
Я к вам приду
в коммунистическое далеко
не так,
как песенно-есененный провитязь.
Мой стих дойдет
через хребты веков
и через головы
поэтов и правительств.
Мой стих дойдет,
но он дойдет не так,—
не как стрела
в амурно-лировой охоте,
не как доходит
к нумизмату стершийся пятак
и не как свет умерших звезд доходит.
Мой стих
трудом
громаду лет прорвет
и явится
весомо,
грубо,
зримо,
как в наши дни
вошел водопровод,
сработанный
еще рабами Рима.
В курганах книг,
похоронивших стих,
железки строк случайно обнаруживая,
вы
с уважением
ощупывайте их,
как старое,
но грозное оружие.
Я
ухо
словом
не привык ласкать;
ушку девическому
в завиточках волоска
с полупохабщины
не разалеться тронуту.
Парадом развернув
моих страниц войска,
я прохожу
по строчечному фронту.
Стихи стоят
свинцово-тяжело,
готовые и к смерти
и к бессмертной славе.
Поэмы замерли,
к жерлу прижав жерло
нацеленных
зияющих заглавий.
Оружия
любимейшего
род,
готовая
рвануться в гике,
застыла
кавалерия острот,
поднявши рифм
отточенные пики.
И все
поверх зубов вооруженные войска,
что двадцать лет в победах
пролетали,
до самого
последнего листка
я отдаю тебе,
планеты пролетарий.
Рабочего
громады класса враг —
он враг и мой,
отъявленный и давний.
Велели нам
идти
под красный флаг
года труда
и дни недоеданий.
Мы открывали
Маркса
каждый том,
как в доме
собственном
мы открываем ставни,
но и без чтения
мы разбирались в том,
в каком идти,
в каком сражаться стане.
Мы
диалектику
учили не по Гегелю.
Бряцанием боев
она врывалась в стих,
когда
под пулями
от нас буржуи бегали,
как мы
когда-то
бегали от них.
Пускай
за гениями
безутешною вдовой
плетется слава
в похоронном марше —
умри, мой стих,
умри, как рядов | Пускай
за гениями
безутешною вдовой
плетется слава
в похоронном марше —
умри, мой стих,
умри, как рядовой,
как безымянные
на штурмах мерли наши!
Мне наплевать
на бронзы многопудье,
мне наплевать
на мраморную слизь.
Сочтемся славою —
ведь мы свои же люди,—
пускай нам
общим памятником будет
построенный
в боях
социализм.
Потомки,
словарей проверьте поплавки:
из Леты
выплывут
остатки слов таких,
как «проституция»,
«туберкулез»,
«блокада».
Для вас,
которые
здоровы и ловки,
поэт
вылизывал
чахоткины плевки
шершавым языком плаката.
С хвостом годов
я становлюсь подобием
чудовищ
ископаемо-хвостатых.
Товарищ жизнь,
давай
быстрей протопаем,
протопаем
по пятилетке
дней остаток.
Мне
и рубля
не накопили строчки,
краснодеревщики
не слали мебель на дом.
И кроме
свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
мне ничего не надо.
Явившись
в Це Ка Ка
идущих
светлых лет,
над бандой
поэтических
рвачей и выжиг
я подыму,
как большевистский партбилет,
все сто томов
моих
партийных книжек. | Н. Некрасов
Осьмнадцать лет терпели мы.
Застроил немец фабрику,
Велел колодец рыть.
Вдевятером копали мы,
До полдня проработали,
Позавтракать хотим.
Приходит немец: «Только-то?..»
И начал нас по-своему,
Не торопясь, пилить.
Стояли мы голодные,
А немец нас поругивал
Да в яму землю мокрую
Пошвыривал ногой.
Была уж яма добрая...
Случилось, я легонечко
Толкнул его плечом,
Потом другой толкнул его,
И третий... Мы посгрудились...
До ямы два шага...
Мы слова не промолвили,
Друг другу не глядели мы
В глаза... а всей гурьбой
Христьяна Христианыча
Поталкивали бережно
Всё к яме... всё на край...
И немец в яму бухнулся,
Кричит: «Веревку! лестницу!»
Мы девятью лопатами
Ответили ему.
«Наддай!» — я слово выронил, —
Под слово люди русские
Работают дружней.
«Наддай! наддай!» Так наддали,
Что ямы словно не было —
Сровнялася с землей!
Тут мы переглянулися... —
Остановился дедушка.
(Кому на Руси жить хорошо). | | https://www.heroeswm.ru/forum_messages.php?tid=1561854&page=113#34890124 | Маленький Клаус и Большой Клаус
http://andersen.com.ua/ru_malenkij_klaus_i_bolshoj_klaus.html | Тришка Сибиряк
Под ред. М. Шолохова
В старопрежние годы худо народу жилось, а крепостные крестьяне и вовсе беду бедовали.
В нашем краю бар много было. И все они в разор мужиков разоряли.
А помещик Саврасов лютовал пуще всех: семь дней в неделю от зари до зари на барщине мучил; самолично батожьем бил всех без разбору и довел людей до того — хоть в петлю полезай.
Прослышал про того барина Тришка Сибиряк, вольный человек.
«Надо, — думает, — хорошенько его проучить».
И написал Саврасову письмо:
«Совсем ты, барин, мужиков своих обездолил, всех довел до нищенской сумы. А коли ты виноват, тебе и в ответе быть. И вот честью тебя прошу: вознагради за все твои обиды мужиков, выдай на каждый двор по пятидесяти рублей».
Барин прочитал Тришкину грамоту, стал доискиваться, кто подметное письмо принес, совсем озверел.
Тришка написал другое письмо:
«Ты меня не послушался, не хотел дать по пятидесяти рублей на двор, дай по сто, это тебе наука. А мужиков трогать не смей. Станешь лютовать — с живого кожу спущу, так и знай. Жду три дня».
Барин письмо прочитал и никому ни слова: денег жаль, а мужиков не трогает, боится.
Пока думал да гадал, как быть, прошло три дня. На четвертый — третье письмо от Тришки получил:
«Честью тебя, барин, просил помочь мужикам — выдать по пятидесяти рублей на двор, ты не помог; просил дать по сотне, ты моим словам не внял. Теперь не прогневайся, жди меня, Тришку, в гости».
Получил барин третье письмо, встревожился. Всех здоровых мужиков в усадьбу собрал, всем ружья роздал и в город послал нарочного.
Приготовился барин к встрече непрошеного гостя: сутки кругом на барском дворе все с ружьями топчутся, к дому не приступишься.
Прошло дня три. В обеденную пору солдаты с офицером пришли.
— Зачем пожаловали? — спрашивает барин у офицера.
— Так и так, — говорит офицер. — Прослышали, что сегодня к вам Тришка Сибиряк приедет, вот меня с командой и прислали сюда на подмогу.
— Очень благодарен, — говорит барин, — хоть у меня и своего народу довольно. Ну, чем больше охрана, тем лучше.
Милости прошу ко мне в горницу перекусить с дороги, а солдатам я велю сюда вынести угощение.
Барин с офицером сидят, угощаются, беседуют. Офицер обходительный, веселый. Рассказывает про войну, где он воевал, когда да как, а сам речистый, так и сыплет, так и сыплет — видно, бывалый человек.
Помещик совсем повеселел.
— Уж как я вашему благородию благодарен, так благодарен, что и сказать нельзя. С вами никакой Тришка не страшен, нисколько теперь не боюсь.
— Уж коли вы, барин, не боитесь Тришки, так мне и подавно его бояться нечего, потому что я тот самый Тришка Сибиряк и есть.
Барин так и обомлел, рот раскрыл, глазами хлопает, слова сказать не может.
А Тришка пистолет из кармана вынул и говорит:
— Просил у тебя денег, не для себя, а для твоих же мужиков, — ты не дал; не захотел ты с двумя тысячами расстаться. Теперь раскошеливайся, давай двадцать тысяч. Половину мужикам отдам, а другую нам с ребятами за хлопоты, за то, что учим тебя, дурака, уму-разуму.
Барин красный, как рак вареный, сидит, потом обливается.
— Полно глазами-то хлопать, подавай деньги, некогда мне с тобой возиться.
— Деньги у меня, — барин лепечет, — в спальне. Побудь, я схожу.
— Ох, забавный ты, барин, хитер! Подрастешь — плут будешь!
— Да я, право... я ничего, — бормочет Саврасов.
— Ладно, ладно, ступай, а я следом за тобой, да знай: мигнешь, кивнешь либо пикнешь, сразу пулю в голову получишь, только и жив бывал.
Пошли, как ни в чем не бывало, тихо, спокойно через сени, мимо слуг в спальню. Тришка дверь на запор.
— Отсчитывай денежки!
У барина руки трясутся, шкатулку открыть не может.
— Дай пособлю, — Тришка говорит и отпер шкатулку.
Отдал барин двадцать тысяч.
— Видишь, — Тришка говорит, — я не в тебя, свое слово держу: дал слово быть у тебя в гостях — был; посулился тебя проучить — проучил и за науку беру с тебя двадцать тысяч, коли не хотел ты с тысячей расстаться. А теперь проводи нас три версты от деревни, там и распрощаемся.
Барин самоличн | Барин самолично Тришку с товарищами провожал три версты. Тут Тришка высек Саврасова и говорит:
— Смотри, мужиков не обижай, а обидишь — пеняй на себя. Коли другой раз вынудишь в гости прийти, не быть тебе живому!
С тех пор барин Саврасов шелковый стал.
Крепко боялись Тришку Сибиряка помещики.
Как-то раз был такой случай.
Везет мужик барскую поклажу. Воз тяжелый, а лошаденка лядащая: тыр, тыр — ни с места, хоть сам запрягайся. А сзади сам барин шестериком катит, нагнал мужика.
— Стой! — кучеру кричит. — А ты чего стоишь, не везешь мое добро? — накинулся на мужика. — На конюшню захотел?
В ту самую пору как из-под земли вырос человек в сером кафтане, шапку снял, поклонился барину:
— Окажи милость, батюшка, подари ты бедному мужику свою левую пристяжную.
— Как ты смеешь, холоп, со мной разговаривать? — барин закричал. — Да знаешь ли, что я с тобой сделаю? Говори, кто ты такой!
— Я человек небольшой, может, твоя милость и не знает, — Тришкой Сибиряком прозываюсь.
Тут барина будто подменил кто: куда вся спесь девалась, ласковый стал, прямо стелется:
— А, как же, как же, много слыхал о тебе, Триша. Ну что же, пусть мужичок возьмет любую пристяжную, после вернет, а я и пятериком как-нибудь доеду.
— Нет уж, сударь, подари мужику лошадку, ты себе и еше купишь, а то и пятериком станешь ездить, — ведь не с возом.
— Изволь, изволь, — заторопился барин, — для тебя, Триша, я со всем удовольствием могу и подарить навовсе, пусть мужичок ездит.
— Вот-вот, — Тришка говорит, — ну, а коли услышу, что ты лошадь отберешь либо чем обидишь мужика, милости от меня не жди — проучу так, что внуки запомнят. Мою повадку, чай, сам знаешь.
— Нет, нет, — барин говорит, — пусть берет левую пристяжную, мне она без пользы.
Мужик пристяжную припряг к своему возу и потом сколько годов вспоминал, как Тришка Сибиряк барской лошадью его наградил.
Много чего про него рассказывают. Простого народа никогда не обижал Тришка Сибиряк, а чем мог, всегда помогал. Ну, а лихим барам иной раз под коленками и поджилки подрезывал, чтоб не очень, говорит, прытко бегали. | В. Маяковский
Ешь ананасы, рябчиков жуй,
день твой последний приходит, буржуй. | А. Гайдар
Советская площадь
Это был 1919 год — кажется, февраль. Мне только исполнилось пятнадцать лет.
И вот командующий, который, по добродушию, именовал меня то ординарцем, то адъютантом, сказал:
— Я уезжаю на Советскую площадь. Герой, не хмурься! Я взял бы и тебя, но в машине нет бензина, и я поеду верхом.
Но я уже знал, зачем торопятся войска на площадь. И вздрогнул и попросил: «Товарищ командующий, мне горько! Разрешите и мне поехать верхом с вами?»
Он предупредил: «Смотри!»
И я помчался на конюшню выбирать лошадь потише, потому что держался в седле я еще совсем плохо.
Но все, что потише, были клячи, убогие, дохловатые.
И мне оседлали высокого лукавого коня, который, едва очутился на площади, стал храпеть, крутить мордой и толкать крупом других…
И был митинг, и с балкона Моссовета выступали лучшие коммунисты многих стран.
И всадники, зло поглядывая на меня, тихо бранились и украдкой шпыняли моего коня кто носком сапога, а кто черенком плетки.
Вдруг вся площадь замерла, и на балкон вышел Ленин. Радостный, поднялся я на стременах, но конь мой вздрогнул, захрапел, попятился…
И во время короткой речи Ленина все свои силы, все невысокое умение я истратил только на то, чтобы конь мой хоть кое-как стоял смирно и если не мне, то хотя бы людям дал послушать то, что скажет великий вождь.
Но когда Ленин окончил говорить и площадь загремела музыкой и криками, то в гневе и слезах жиганул я коня нагайкой, вылетел из строя и помчался куда глаза глядят по пустынным, занесенным сугробами улицам.
Больше я Ленина никогда не слышал и не видел. Но в этот же день люди, кто как мог, речь его мне пересказали. А я задумался, отпросился у командующего и вскоре ушел с его красноармейцами на фронт — в далекую Двенадцатую армию. | Н. Некрасов
"Кушай тюрю, Яша!
Молочка-то нет!"
- "Где ж коровка наша?"
- "Увели, мой свет"
Барин для приплоду
Взял ее домой!"
Славно жить народу
На Руси святой!
"Где же наши куры?"-
Девчонки орут.
"Не орите, дуры!
Съел их земский суд;
Взял еще подводу
Да сулил постой..."
Славно жить народу
На Руси святой!
Разломило спину,
А квашня не ждет!
Баба Катерину
Вспомнила - ревет:
В дворне больше году
Дочка... нет родной!
Славно жить народу
На Руси святой!
Чуть из ребятишек,
Глядь - и нет детей:
Царь возьмет мальчишек,
Барин - дочерей!
Одному уроду
Вековать с семьей.
Славно жить народу
На Руси святой! | Мультик
http://www.youtube.com/watch?v=Bd8JbN9wCOk | Война с Финляндией
http://www.youtube.com/watch?v=BCMrZBl42XI |
1|2|3|4|5|6|7|8|9|10|11|>|>>К списку тем
|
