Смеркалось. Ей всегда были по нраву сумерки. Скользить в воздушных коридорах, вдыхать пряный запах ночи. Кожаные крылья приятно овевали порывы ветра. Она могла лететь и с закрытыми глазами и с открытыми, ибо ее слух был очень чувствителен. Она была голодна. Голод заставлял тело напрягаться в судорогами, а она не любила напрягаться.
Холодный ветер, бивший в лицо, чуть отрезвлял. Полнолуние только что возвестило о наступлении главной в году осенней ночи, когда, наконец-то она с подружками могла насытиться.
Голод все сильнее давал о себе знать. Мысли ее начинали путаться. Лес заканчивался, из далека потянуло дымом. Она фыркнула, сморщила носик. Пахло сбором, отпугивающим нечистую силу, но сегодня вопреки всякой логике он не был столь действенен.
Тело били судороги, нужно было срочно добыть пищу. Она сильнее забила крыльями по воздуху. Нюх не подвел, чуть дальше за лесом стояла деревня. Опустившись на землю, она поправила шелковое белое платье и двинулась к домам. На осеннюю луну истерично завыли собаки. Они чувствовали ее. Знали, что она идет. Она зашипела в ответ, обнажая жемчуг светящихся в темноте клыков.
Промозглый ветер, ее закадычный друг задул обереги - костры на входе в деревню. Она усмехнулась. Хотела было напугать собак, но голод упорно ломал ее тело, заставляя поторопиться. Хотелось тепла, внутри нее горел, обжигая лютый холод, словно жадная печка, требующая все больше и больше дров, он требовал теплой сладкой крови.
Закрыв глаза, она без труда определила нужный дом. В каждом селе были такие дома. Дома тех, кто не смог защититься. Где-то невдалеке заплакал ребенок. Она метнулась к дому и бросилась в окно, голод требовал свое и отключал ее сознание. удар был столь силен, что пришла в себя она лишь через несколько мгновений, боль и ярость на время притупили чувство голода. Обследовав окно она пошла дальше, здесь были слишком сильные обереги. Она знала, они смотрят на нее. Она чувствовала их страх. Липкий страх и истеричную дрожь. И это немного притупляло ее голод. Они боялись спать. Во сне она могла проскользнуть в их души. Этой ночью в деревне никто не спал, но лишь в одном доме светилось окно, притягивая как магнит к себе ее голодный взгляд. Она усмехнулась, отбросила свои шикарные черные волосы через плечо. Пройдя по селу она ощупала каждый дом. Они готовились к этой ночи. Они ждали ее. Заскрежетав от бессильной злобы зубами, она бросилась к горящему в ночи окну.
Прильнув к холодному стеклу она смотрела внутрь, а из избы на нее смотрели такие же широко раскрытые глаза. Она провела ладонью с остро заточенными ноготками по стеклу, отчего на нем остались полосы.
- Пусти меня, - сладким, как мед голоском просила она, - Пусти меня, я замерзла. Обогрей меня, накорми меня! Что ты хочешь? У меня есть деньги, хочешь? – она показала пригоршню золотых монет, весело искрящихся под большой луной, - Хочешь жемчугов?
- Возьми же, только пусти меня, - она чувствовала что-то близкое в этой избе. Из-за стекла смотрели широко раскрытые глаза, а по морщинистой щеке текли хрустальные слезы.
- Мия, - позвало ее отражение в стекле, - Мия.
Она отшатнулась от окна. Что-то внутри словно дернулось и замерло. Мгновение. Волнительно, какие-то далекие, не ее чувства.
- Впусти меня, впусти!
Окошко заскрипело, и она не поверила своей удаче. Сладко пахнуло теплом и жизнью.
О…. сколь божественно было предвкушение пищи, у нее даже закружилась голова. Стоило окну чуть раскрыться, как она ловко впрыгнула внутрь.
Завыли собаки, осенний ветер подхватил мертвые листья и закружил по дороге в колдовском танце. Усмехнувшись, луна осветила мертвенную бледность самой прекрасной из виденных мною девушек, лежащей в луже крови. Над ней, на коленях стояла, кутаясь в платок и вытирая слезы, в изобилии катившиеся по щекам, старуха. Она шептала «Мия, Мия, моя маленькая девочка, теперь ты будешь спать спокойно» ласково гладя по черным шелковистым волосам мертвую девушку. В ее груди, |
