Форумы-->Творчество-->
| Автор | [Конкурс] Обратная сторона, работы, проза |
|---|
| Сюда выкладываю работы в прозе. Никаких постов в этой теме оставлять нельзя! | Работа 1.
Зарисовка - настроение=)
На первый взгляд он был простым человеком. Но увы - нам не дано познать другого с одного лишь взгляда. Может, оно и к лучшему.
Он был человеком, который желал странного. Для большинства людей его желания казались глупыми, а подчас - и опасными. Но были и те, кто утверждал, что недоверие идет лишь от нежелания менять мир вокруг. И они отправлялись его путем.
Его речь была проста и неизящна. Он не блистал обилием оборотов, не твердил заезженные истины - он просто излагал свои мысли. И это приводило толпу в ярость.
Но были и те, кто не был частью толпы, кто не боялся слушать и слышать. Они несли его мысли миру.
Он умел показать новые горизонты. Простыми словами и делами он открывал неведомое. Но далеко не все могли оценить это зрелище по достоинству.
Он умер в полной нищете - окруженный преданными учениками и последователями его учения. И, умирая, он просил их лишь об одном. Не смотреть, не слышать, не желать. Стать частью толпы - и просто жить. Но они ослушались, посчитав это пожелание предсмертным бредом. Возможно, они были правы - время не хранит таких деталей.
Но постепенно учение угасло. Ученики умирали, не способные показать то, чего не в силах были увидеть сами. Осмеянные всеми, забытые и презираемые.
Но прошло время, и он родился вновь. Человек, способный увидеть мир с другой стороны. И он повторил путь своего предшественника, лишь на смертном одре поняв.
Люди не желают видеть иные стороны мира. Это слишком сложно - видеть все грани разом. Куда как проще просто жить.
Проще - и, пожалуй, правильнее. | Шишун.
Замшелость шуршала шероховатым шелестом по обшелушенным шкорлупкам кедровых шишек. Шишун, с огромным трудом, просыпался после зимней спячки. Его замшевая шерстка нашептывала своей линькой, о том, что долгожданная весна вступает в свои полноценные права. Веселым звоном журчал ручеек пробегающий далеко внизу. Ветер раскачивал огромное раскидистое дерево из стороны в сторону и под его натиском ветви издавали трескучие протяжные напевы. Лучезарное солнышко пробивалось своими игривыми лучами сквозь изгородь ветвей прямо в укромное жилище Шишуна. Именно оно и разбудило зверька своими теплыми струйками. Повертевшись с одного бока на другой, размяв слегка свои затекшие от простоя мышцы, он показал свою мордочку из дупла и втянул ноздрями утренний свежий воздух.
Не обнаружив никаких подозрительных запахов, Шишун выволок на свет свое отекшее от спячки тело, подставив шерстку под согревающие лучи солнышка, и начал приводить себя в порядок.
_______________________________________
Зима в этом году выдалась суровая. Хищники, расплодившиеся в огромном количестве, истребили практически всю живность в лесу. Охотникам приходилось прикладывать неимоверные усилия для того, чтобы добыть хоть какого-то зверя.
Пристрелель сегодня взял на охоту своего сына. Маленький эльф давно уже упрашивал отца, но тот постоянно отнекивался, ссылаясь на то, что чересчур холодно или опасно. Проснувшись рано утром, еще до рассвета, охотник намеревался уйти один, но упертый малец подскочил и увязался за отцом, ни на шаг от него, не отступая.
- Пап, ну ты же обещал!
- Мал ты еще. В тебе росту то с полвершка. Не будешь за мной поспевать.
- Нет. Я смогу!
- Ну, смотри! Только не хныкать! А то в следующий раз тебя точно не возьму.
День предвещал быть теплым, да и действительно, Пристрелель давно уже обещал сынишке, что возьмет его с собой на охоту. Так что, сделав вид, будто он наконец-то снизошел до мольбы своего чада и поддался уговорам, эльф водрузил свое охотничье вооружение, взял с собой весь необходимый скарб и легкими шагами побрел в сторону леса, оглядываясь, время от времени через плечо.
Министрель, (именно так звали мальчугана) надо отдать должное, старался не отставать от отца. Несмотря на свой малый рост, мальчик выглядел коренастым, и совсем не похожим на обычного эльфийского ребенка. Возможно, были виноваты гены, а возможно давала знать себя бурная молодость матери, так и не нагулявшейся вволю, в свое время. Пристрелель буквально вырвал её из лап смерти, когда она была на краю пропасти своего бурного времяпрепровождения. О её «прошлой» жизни они разговаривали очень редко и старались о ней не вспоминать. Сын родился через год, после того как они стали жить вместе и у эльфа не было никаких сомнений, что это его ребенок. Но, чем старше становился сын, тем меньше он походил на своего отца.
_______________________________________
Серый матерый волк был вожаком стаи. Всю зиму он вел стаю за собой в поисках пропитания. Морозы стояли трескучие, и иной порой, приходилось сидеть голодом несколько суток. Зверя в лесу практически не осталось, и внутри стаи происходили постоянные распри и драки. Вожаку с огромным трудом приходилось поддерживать хоть какой-то порядок.
Эльфов волки почуяли давно. И сейчас вожак подыскивал подходящий момент для внезапного нападения.
Взрослая особь не внушала ему доверия. Он понимал, что ничего хорошего от эльфа с колчаном и стрелами ожидать не приходится. Но, маленький эльфенок давал шанс на то, что возможно они останутся сегодня с добычей. Тем более, что постоянно урчащий живот и голодные глаза соплеменников не давали ему ни малейшей возможности идти на попятную.
Стремительность атаки и неожиданность нападения – главный козырь стаи.
Именно его и хотел разыграть вожак.
_______________________________________
Солнце прогревало весеннюю землю своими ласковыми лучами и весело поблескивало на капельках росы и журчащих, тут и там, ручейках.
Охотники зашли уже достаточно глубоко в лес, и Пристрилель нач | начал выискивать своим зорким глазом добычу высоко в кронах деревьев.
Его взгляд устремился на Шишуна, который как раз в это самое время выполз из своего убежища погреться на солнышке. Показав своему сынишке жестом, что он увидел зверька, и приложив палец ко рту, чтобы тот не шумел, отец точными выверенными движениями снял с себя лук и колчан со стрелами.
Увлекшись приготовлениями, он не заметил приближение врага.
Волки подкрадывались все ближе и ближе, готовясь нанести сокрушительный удар. Но не все не заметили приближение опасности, и в тот момент, когда Пристрилель натянул тетиву и был готов выпустить стрелу, Шишун унюхал запах волков. Громко закричав и подпрыгнув, он юркнул в свое дупло. Пристрилель мгновенно оценил ситуацию. Ему, опытному охотнику, не раз приходилось видеть, как звери прячутся от опасности.
За считанные доли секунды он подхватил своего маленького сынишку и, размахнувшись, что есть мочи подкинул его высоко на дерево.
- Держись! – только и успел он крикнуть ему вслед.
Зацепившись обеими руками за пойманную ветку, мальчик неумело, но все-таки вскарабкался, на спасительную высоту.
Волки, видя, что скрываться уже бесполезно, молча, пошли в атаку.
Первая же стрела сразила на повал особо прыткого, который пытался выскочить на открытое пространство. Понимая, что времени на то, чтобы хорошо прицелиться, особо нет, охотник открыл скоростную стрельбу. Некоторые стрелы попадали точно в цель, некоторые лишь слегка ранили противника, а иные и вовсе летели в пустоту. Стая теряла своих бойцов один за одним, но, тем не менее, упорно продолжала наступление. Вожак обошел добычу сбоку и хотел одним прыжком опрокинуть соперника наземь. Колчан опустел и отбросив ненужный лук Пристрилель выхватил из-за пояса длинный эльфийский кинжал. Четким, выверенным ударом он пресек попытку вожака, перерезав ему горло. Подбежала еще пара волков и стала нападать на нашего героя. Охотник отбивался, как мог. Через какое-то время и эта парочка валялась трупами у его ног. Тем не менее, они успели его значительно покусать и поцарапать. Кровь сочилась из открытых ран. Волков осталось всего трое, но запах крови проник в их мозг настолько, что они уже не могли остановиться.
Министрель наблюдал широко раскрытыми глазами весь бой с дерева, лишь изредка постанывая и крича, когда очередной волк набрасывался на его бедолагу отца. Он искренне хотел помочь, но не знал чем.
Предпоследний, из двух оставшихся волков, прыгнул на охотника, пытаясь достать своими огромными зубами до его горла, но окровавленная рука хлестким ударом отбросила и его в сторону, а острый клинок вонзился в грудную клеть грозного зверя.
Министрель, пошатываясь, поднялся на ноги и повернул голову в сторону последнего, оставшегося врага. Взгляды хищника и эльфа встретились. Сколько же ненависти было в этих глазах. Казалось, что они смотрят друг на друга целую вечность. Волк не выдержал его взгляда, повернулся в сторону, и трусливо поджав хвост, побежал прочь.
_______________________________________
Пристрилель приходил в сознание. Около него бегал Министрель и пытался привести отца в чувства. Водой, из походной фляжки, он обмыл кровь с ран отца и благодаря наставлениям кое-как перевязал их.
Поднявшись, с большим трудом, отважный воин побрел со своим юным отпрыском в сторону дома.
Спустя некоторое время и Шишун выбрался из своего убежища, дабы лицезреть последствия разыгравшейся неподалече кровавой драмы.
За трупами волков конечно же придут в скором будущем жители деревни. Ну а пока, их разбросанные туши свидетельствовали о том, как же жестока бывает мать природа к своим обитателям…
'Разумеется, работа №2. Забыл подписать=) | Работа №3
ВИРИОН
Иногда туземцам удается выжить. Редко, но такое случается. Конечно, их природные и экономические ресурсы тогда истощены, сами они обессилены, а цивилизации отброшены в развитии на сотни лет назад. Но они всегда с благодарностью смотрят нам вслед, а изможденные лица лучатся радостью.
Потом аборигены веками вспоминают о «пришествии Богов». Потомки из поколения в поколение передают легенды и сказания о нас, кутаясь в шкуры у ночных костров на развалинах своих некогда цветущих городов. Туземцы уверены, что им повезло. Хотя, куда большим везением для них было бы вовсе избежать встречи с нами.
Но все познается в сравнении. Некоторые цивилизации были бы счастливы разделить участь своих одичавших собратьев: веками греться у костров и, запрокинув головы, таращиться на звездное небо, подарившее им нас. Но не ко всем судьба была так благосклонна. Участь большинства, как, например, этих – небытие...
***
Сотни тысяч запаянных капсул подняты в стратосферу. Серебристым поясом они висят над Планетой по линии экватора, ожидая хорошего пинка для отправки в космос. Внутри каждой из них заживо погребен мой клон и копия моей Программы. Кстати, аборигены почему-то называют Программу «кодом». Ну, пусть будет код – суть от этого не меняется.
До взрыва остаются считанные минуты.
Сегодня у туземцев торжественный день – они провожают богов, один из которых спустился с небес много лет назад, и своими знаниями помог им сделать колоссальный шаг вперед в некоторых областях науки и техники. За эти годы они дублировали мою Программу сотни тысяч раз. Под неусыпным оком живого «Господа» они создали множество капсул и заложили в недра своей Планеты, по линии экватора, мегатонны ядерных зарядов, которые через... да, через полторы минуты разнесут их дом в клочья.
Наверняка были и более гуманные способы разогнать до нужной скорости такое количество поднятых в небо капсул. Но эти способы, учитывая стадию развития туземцев и специфику данной локации, отняли бы чересчур много времени, а это не рационально. От цивилизации требовался молниеносный технический скачок в области генетики и ядерной физики, и я им такой скачок обеспечил. Развитие же космических технологий на этой локации отняло бы гораздо больше времени. Потому, учитывая исходный уровень науки и местную сырьевую базу, проще и быстрее было Планету взорвать. Впрочем, целесообразные решения не всегда гуманны. Конечно, о заложенных зарядах большинство туземцев даже не догадывается – для них это просто Всемирная Секретная Программа По Освоению Недр. А те немногие, кто был в курсе, сейчас уже находятся на борту одной из капсул. Им было обещано, что они улетят вместе с нами. И они улетят.
Двадцать четыре секунды до взрыва.
Мой летательный аппарат висит над теневой стороной Планеты. Здесь ночь. Но сотни тысяч «меня» находятся в каждой из таких капсул, растянувшихся поясом над экватором, и я ощущаю себя и своих клонов единым целым. Мы бросаем прощальный взгляд на свой недавний приют, и видим всю Планету целиком: рассвет, полдень, закат и ночь одновременно.
Вспышка.
Ярчайший белый свет заливает пространство, затмевая на доли секунды местное Солнце. Потом ударная волна достигает стратосферы и веером швыряет в бездну Вселенной мириады клонов. Один из «коконов» сразу же взрывается и сгорает вместе с Планетой. Обманка. В ней не было меня. В ней не было Программы. Просто несколько десятков местных, «тех немногих, кто в курсе». Им было обещано улететь. И они улетели, хоть и недалеко. А во Вселеленной туземцам делать нечего.
Теперь – время мумификации.
Ведь мы живем только на локациях, пока дублируем Программу и готовимся к следующему выбросу. А во время скитаний нам жить никак нельзя, поскольку перемещение может занять миллионы лет. Никакой анабиоз не протянет так долго, потому мы как живая субстанция исчезаем, наши тела мумифицируются, а жизнедеятельность полностью прекращается. Остается только замерший «код» во множестве клонов, каждый из которых запрограмирован искать обитаемые ло | локации и обеспечен минимальным энергозапасом для корректировки маршрута и проникновения в чужую атмосферу.
Всякий раз я не знаю, когда вернусь к жизни, вернусь ли вообще, и сколько «меня» из сотен тысяч вышвырнутых в пустоту «дубликатов» достигнет очередной цивилизации, способной нас оживить, копировать Программу, и обеспечить следующий выброс – хорошо, если доберется хотя бы один.
Но здесь уже все в руках Богов. Настоящих, а не таких, какими обычно выступаем для очередных доверчивых бедолаг мы.
Я закрываю глаза и отключаюсь, мышление тысяч моих копий сразу же замирает, и только наша Программа, погребенная во множестве твердых оболочек, продолжает свое безмолвное путешествие в глубины Вселенной...
***
– Что-ты горяченькая, доця. Давай температурку померяем, а? – прохладная мамина рука щупает Юлечкин лоб.
– Не хочуууу, – капризничает четырехлетняя девочка. Она не смеется и не ходит по потолку, как обычно, а лежит на диване, скрутившись вялым теплым комочком. У Юлечки жар.
– Ну, давай возьму тебя на ручки, и мы вместе посидим, подождем, пока померяется температурка. Давай?
Мама несколько раз резко встряхивает градусник, и девочке кажется, что сейчас он разобъется. Но термометр остается в маминых руках, и через мгновение прохладный носик маленького дельфинчика прячется у Юлечки подмышкой.
– Теперь смотри на часы. На какой цифре сейчас большая стрелочка?
– Пять, – апатично отвечает горячий клубочек, склонив головку к маме на шею.
– Правильно. А вот когда она будет на цифре семь, дельфинчик закончит пить серебряную водичку, мы с тобой посмотрим на его пузик и узнаем, сколько дельфинчик выпил, да?
– Нееет, – еле слышно пищит теплый мышонок, не особо вдохновившись перспективой смотреть на ртутный столбик. – У меня глазки болят смотреть на дельфинчика. Давай лучше я посплю, а ты мне про него потом... мне по... расск... ка... – девочка засыпает...
Воспоминания двадцатилетней давности схлынули волной, и Юлька снова оказалась на лекции по микробиологии. С кафедры доносился скрипучий профессорский баритон.
– А теперь записываем тему лекции: «Вирусология», – короткая пауза, – Вирусы как живые микроорганизмы, – пауза подлиннее, – Формы существования вирусов, – еще одна длинная, – Вирион.
Молодец, конечно, этот Зеленин. Лектор от Бога. Это же надо, введение в такую нудную тему, и то умудрился превратить в сказку. Не даром даже отъявленные прогульщики не пропускают его лекций – всякий раз чертовски интересно, что же старикашка с хитрым ленинским прищуром придумает на этот раз, чтобы очередная скучная тема навсегда впечаталась в молодые мозги раскаленной лавой красочных образов. Ух, даже свое температурно-градусное детство вспомнила! Юлька принялась писать.
– Вирусы, друзья мои, это уникальные микроорганизмы. Они в тысячи раз меньше клеток, поэтому свободно проникают через бактериальные фильтры... – голос профессора завораживает, слова журчат, подобно лесному ручейку. Рассказанная в начале лекции сказка наполняется новым смыслом.
– ...И вообще не имеют собственных белоксинтезирующих и энергетических структур. Попадая в клетку, они подавляют функцию клеточного генома и используют ее метаболические системы для синтеза собственных структурных компонентов... – Юля понимала, что даже если она забудет после института все, чему ее учили, Зеленинские лекции она будет помнить до самой смерти.
– ...Его становится в десятки раз больше, вирусы разрушают клетку и выходят в...
...Внеклеточная форма существования вирусов называется вирионом...
...Это полноценная вирусная частица, состоящая из нуклеиновой кислоты и капсида...
...Вирионы большинства вирусов не проявляют никаких признаков биологической активности, пока не соприкоснутся с клеткой-хозяином, после чего образуют комплекс «вирус – клетка», способный жить и «производить» новые...
...Его часто даже не признают живым организмом...
...Нет однозначного ответа, является вирус живым или нет...
***
– Где вы это нашли? – жрец волновался, это было заметно, и стражники встрево | встревоженно переглядывались.
– Так в горах и нашли, говорю же, – пастух испуганно переминался с ноги на ногу, боясь наследить на мраморном полу и проклиная тот день и час, когда увидел эту чертову падающую звезду. Сидел бы себе сейчас дома, жена уже, поди, ужин приготовила. Мысль о доме наполнила его сердце щемящей тоской.
– Так я это, пойду, ваше... это... как его...
– Стой, пастух, – ледяным тоном оборвал его жрец. – Пойдешь. Позже. А сейчас расскажи мне все сначала, по-порядку, и не вздумай чего забыть.
Мгновенно вспотевший пастух, путаясь и запинаясь, в сотый раз поведал о яркой звезде, пролетевшей по небу пологой дугой, и упавшей неподалеку от его деревушки. Когда селяне добежали до места падения, «звезда» уже потухла и только дымилась на дне глубокой воронки с оплавленными краями. Сами они «эту страсть» трогать не решились, а сообщили о находке наместнику, который и доставил капсулу во дворец. Вместе с пастухом. Его более смекалистые друзья при виде приближающейся колесницы наместника быстренько смылись, оставив пастуха одного, стоящего на краю воронки с открытым ртом. Это ж надо было так угодить-то, а?
Во время сбивчивого рассказа пастуха жрец неотрывно смотрел на капсулу, стенки которой постепенно теряли свою изначальную цилиндрическую форму и блеск. Ему казалось, он уже видит внутри Мессию, пришествие которого предсказано в Священном Писании...
– Этого уведите, – жрец кивнул стражникам на пастуха. Когда обомлевшего селянина вывели вон, он задержал шедшего последним начальника стражи.
– Убивать не надо, пусть идет. Его дружки все равно уже всем разболтали. Вот и хорошо. Пусть молва бежит впереди нас. Скоро весь Вирусалим узнает о сбывшемся предсказании, и отступникам придется закрыть свои черные рты!
Капсулу – ко мне в башню! Немедленно! Я хочу быть первым, кто увидит пришествие Вириона!
Служитель культа просидел над капсулой целую ночь. Он видел все. Как на закате оболочка истончилась. Как ближе к полуночи в ней появились трещины, которые ширились, подобно расползающимся под мартовским солнцем проплешинам в снегу. Как глубокой ночью через эти «проплешины» стали видны фрагменты мумии, лежащей на дне капсулы. Как на рассвете заостренные черты ее лица стали наполняться жизнью, и, спустя вечность, с первым солнечным лучом, лежащий перед жрецом человек сделал вдох и открыл глаза...
Сердце жреца готово было выскочить из груди. «Предсказание сбылось! Все не напрасно! Святой Вирион услышал наши молитвы и сошел с небес! Грядет эпоха Царства Божьего!»
***
Сканирование локации...
Интересно, кто именно из «нас» попал на эту планету? Вечно я не могу запомнить, в какой из капсул заснуло мое сознание. В следующий раз нужно обратить на это внимание.
...Сканирование закончено.
Результаты сканирования:
– Тип цивилизации – средневековье.
– Коэфициент веры – высокий.
– Готовность к сотрудничеству – крайне высокая.
– Сырьевая база – средняя.
– Развитие науки – низкое.
– Особенности локации: возможность непрямого воздействия на реальность (на местном диалекте – «магия») – развитие крайне высокое.
Обработка...
А еще – чертовски хочется знать, сколько дубликатов Программы попало на обитаемые локации. Знаю, что не много – большинство, конечно, сгинули во Вселенной – но вот сколько именно? Мне это неведомо. Ну и ладно.
...Обработка закончена.
Результаты обработки:
– Вероятность успешного внедрения – семьдесят шесть процентов.
– Наиболее целесообразный способ дублирования Программы – биологический с «магическим» компонентом.
– Наиболее целесообразный способ выведения Программы в космос – взрыв детонирующей биологической субстанции, «магически» обработанной.
– Результат взаимодействия для локации – полное уничтожение.
Начать взаимодействие – Да? Нет?
– Да.
Я открываю глаза. | Работа №4
Вы видели небо сверху?
Конечно это не так как снизу. С Земли оно кажется голубым и отражается в чистых глазах детей поднебесья. Небо с нелепыми рваными облаками, стадами барашков опоясывающих небесную твердь. Твердь ли? Поймай облака и неси их в руках, и сразу поймешь, что это так же невозможно, как смотреть на небо изнутри.
Внутри небо такое же мягкое, как и облака, мокрое в тучах, холодное в ветрах. Если вылететь на орбиту, то можно попытаться рассмотреть его. Но ничего не увидишь. А если смотреть с Земли, то границ нет. Вокруг лишь синева. Безграничные просторы для глаз. Необъятные вершины. Но постойте, если оно безгранично, тогда как люди поставили границы неба в космосе? Не значит ли это, что свободу людей поднебесья хотят ограничить…
Свобода, не знающая границ, и тут найдет вход в затерянный райский сад. Дети поднебесья научились нырять в небо. Это погружение без смешных брызг и без сопротивления вод. Но дух захватывает, и становится нечем дышать, совсем как в воде. И только Земля, как и прежде, манит спасительным отдыхом.
Небо не любит когда шалят в его девственных просторах, и стремится вернуть все в гармонию, опуская небесных ныряльщиков на Землю. И как бы они не пытались, но зацепиться за небо, словно за занавеску не получится. Небо свободно. Не как его дети. Ведь дети несвободны хотя бы только потому, что принадлежат небу. А небо никому не принадлежит. Потому что у него нет границ, его нельзя расширить, окружить, отрезать, спрятать…
Небо говорит с людьми грозой и молниями, улыбается радугой, смеется легким грибным дождиком. Оно хмурится и сияет. Небо кашляет от дыма фабрик, сереет, и плюется кислым дождем на глупых детей.
Люди рождаются, стареют и умирают. А небо никогда не стареет. Оно спокойно и размеренно плывет над своими детьми. Небу чужды ссоры, вражда, боль. Но оно не признает и счастье. Любовь непонятна небу, как и непонятны ему попытки говорить с ним.
Дети поднебесья всегда смотрят в небо с надеждой на лучшее. Считается, что в небе живет что-то хорошее, способное повелевать судьбами мира. Однако синева не живет сама. Небо свободно от чувств. Вот она истинная свобода! Безграничность, вечность, бесчувственность.
Да, это свобода. В самом широком понятии этого слова. Быть свободным, значит не быть привязанным ни к чему. У неба нет ограничений. И можете не говорить что небо это лишь кучка газов. Это не так. Ведь они лишь часть великого. Небо течет бесконечно долго, и не в силах человеческих понять его. Небо – это не атмосфера, которую так часто путают необразованные люди. Небо – это бесконечность.
Оно всегда с нами, но его и нет в наших сердцах. Мы смотрим вечерами на него, но видим звезды. Мы живем в нем, чувствуем, а оно молчит. Мы хотим поймать эту свободу, но не можем даже дотронуться до нее. Так вот ты какое, небо… | Часть первая. Грустная, но, местами забавная.
Поэт ростом был чуть выше среднего, худощав и строен. Русые волосы по плечи, голубые глаза. Мать говорила ему, что его прапрабабушка была речной феей. Возможно, оттого в чертах его лица проскакивала некая изысканность, которой позавидовали бы многие короли, спутав ее с надменностью.
В рваной рубахе со следами крови на рукавах, в обветшалых штанах из мешковины, он ступил на мостовую Порт-сити с таким видом, словно облачен был не в какое-то рванье, а в роскошные одеяния, усыпанные изумрудами.
На груди у него красовалась медаль кавалера седьмой степени, в котомке на плечах – моток суровых ниток с цыганской иглой, чтобы врачевать раны, фляга с водой и брикет жевательного табака. Вот и все нехитрые сокровища, которым обладал юноша, вернувшись с очередной имперской войны.
Кто-то попал на эту войну, надеясь на легкую поживу, кто-то защищал свои титулы, земли и привилегии при дворе. Бард оказался на поле брани по причине единственной и довольно очевидной. Если простого человека с рождения и до самого края могилы сопровождает ангел-хранитель, то над каждым поэтом берет попечительство персональный Амур и ему абсолютно все равно, кто рядом – то ли обычная пастушка, то ли румяная дочь булочника, стрелы он выпускает одна за другой, причем с завидным постоянством. Так что, подписывая пергамент на вербовочном пункте, поэт думал не о том, что на войне люди имеют склонность погибать, а о пухлых алых губах своей нынешней зазнобы, о том, что она, под впечатлением от его героизма, наконец-то призывно раскроет их и шепнет то самое: - Люблю!
Впрочем, еще до того, как новобранцев, точно стадо баранов, загнали в трюмы кораблей, до него дошла весть, что дочь булочника, облачившись в белое платье и, потупив взор, уже пошла под венец, пообещав сыну владельца бакалейной лавки свою преданность, преумножив тем самым капитал своего молодого мужа ровно вдвое.
Естественным будет предположить, что такая новость барда довольно сильно подкосила, но предаваться печали в тесном трюме в компании деревенских увальней поэт не собирался. Он сочинил довольно язвительный фельетон про непостоянство женщин и, вскочив на бочонок с гнилыми яблоками, продекламировал его с таким чувством, что звезда известной драматической постановки «Пташка и голуби» Джуль Длинноногий мог от зависти тотчас эти самые ноги и откинуть, благо его не было в трюме.
Затем с дубовой бочки был озвучен остроумный сонет, потом еще и еще. С каждым новым стихотворением непостоянство женщин становилось все более притягательным и уже не ставилось в вину слабому полу, а наоборот, поощрялось. Если предположить, что Господь Бог создал всех людей равными, то вполне можно применить слово публика к окружавшим барда собратьям по оружию. Она была в восторге, громко хохотала и неистово рукоплескала, смазывая неожиданным признанием, словно целебным бальзамом, душевную рану поэта.
Фонтан центонов, моноримов и тафтограмм иссяк в одно мгновение, лишь только завязался абордажный бой. Война оказалась совсем не такой, как до того представлял ее поэт. И не было в ней места ни веселью, ни стихам. Ни слова не проронил бард до окончания имперской кампании, и увидеть то, что творилось у него в душе, можно было разве что по голубым глазам, в которых появился стальной отблеск.
Поэт знал про этот блеск, он видел такой же в глазах окружающих и не особо придавал ему значение, принимая это за мудрость. Он считал, что, в определенном смысле, ему повезло. Он потерял любимую, но приобрел нечто большее. Он стал настоящим поэтом, а это не каждому дано.
Но, прежде, чем начать срывать овации местной публики, прежде, чем взбудоражить их сердца «новыми» стихами, следовало позаботиться о делах более насущных. В кармане у юноши лежала пара чахлых редисок, а такой деликатес не сильно отличался от того же дактиля по причине полной невозможности зажарить последнего и подать к гарниру из молодой картошки с репчатым луком, да и пиррихий затруднительно использовать в качестве острого соуса к бл | 'Верхний пост - работа №5 =) Опять не подписал
блюдам, которые вовсю рисовало богатое воображение поэта под нетерпеливый ворчливый аккомпанимент желудка. Хороший поэт должен быть голодным, но это не подразумевает, что он должен быть мертвым, а если учесть, что последний раз бард вкушал баланды из кислой капусты примерно вчера, то следовало прямо сейчас что-то предпринять, иначе легкокрылая муза могла в любой момент вспорхнуть с плеча юноши, оставив на своем месте призрак чахотки или голодной смерти.
Пожалуй, даже Сизиф не прилагал таких усилий, закатывая тот самый клятый камень на гору, как матросы имперского торгового флота, разгружая причалившие корабли с добычей. Меха, специи, золото, серебро, розовый мрамор и железное дерево. Бесконечный поток грузов, вдоль которого шныряли, словно вши на теле трупа, какие-то подозрительные бородатые личности и портовые девицы. Все это добро унесут на себе боевые грифоны, доставят в столицу, и только тогда императрица, воздав хвалу богам, взмахнув рукой, ознаменует начало праздника.
Дикие оргии в самом сердце империи, кровавые бои на арене на потеху черни, раздача белого хлеба в амфитеатре, лакомство, которое большинство больше не увидит год, а то и два. Знать, поедая из крошечных пиал павлиньи мозги, будет из лож наблюдать за беснующимся народом, потешаясь над его дикостью и предсказуемостью. Все это будет, будет, но лишь через неделю, именно в такие сроки приказано министру транспорта Дон Байюну уложиться, в противном случае министр появится новый, а вот старой головы у Дона уже не будет.
Бард, свернув в ближайший проулок, лавируя, словно утлая шхуна в сильный шторм, между кучами мусора и пьяными доблестными воинами империи, прошел мимо широченной двери заведения, над которой гордо красовалась вывеска: - Некромантия? Алхимия? Выход есть!
Пройдя немного дальше, юноша нашел то, что искал, как раз напротив общественного туалета. Юркнув в темную прохладу, поэт спустился в подвал. Пробыл он там недолго. Когда он вышел оттуда - лицо его пылало от негодования, но в кармане позвякивало серебро, слегка потеснив чахлый редис. Правда, выглядел юный бард теперь совершеннейшим бродягой. Медаль исчезла с его груди, окончательно стерев разницу между ним и проспавшимся провинциалом, прибывшим на праздник в столицу и неистово горланящим: - Хлеба!
Денег хватило ровно на обед в «Черной утке». На остатки поэт купил кувшин с кислым вином и, устроившись у балюстрады дома какого-то вельможи, жмурясь от весеннего солнца, неспешно цедил хмельной напиток, раздумывая о том, как быть дальше.
Говорят, истина в вине. Бард убедился в правдивости этого утверждения. Истина присутствует даже в кислом вине! Осушив кувшин до дна, поэт вышел на середину дороги и, размахнувшись, разбил глиняную посуду о мостовую на множество осколков, тем самым обратив к себе внимание зевак.
Величественно вознеся руки по направлению к небу, бард исполнил балладу «О доблести», затем «О былых днях».
Как-то, само-собой, незаметно, к ногам барда начали падать медяки, порой даже серебро. Народу вокруг прибавлялось с каждой минутой, денег тоже. Естественно, золота у ног поэта не было. Им обладала только императрица и приближенные к ней, а стихи барда навряд ли понравились бы власть имущим.
Третий день кряду, сытно поев в «Черной утке», юноша выходил на Сермяжную улицу, где уже ждала толпа, готовя мелкие монетки в качестве одобрения. А на четвертый, с рассветом, верхом на драконе в Порт-Сити прибыл я.
Часть вторая. Такая, какой должна быть.
После дыбы люди обычно ничего не делают, просто сидят, что-то несвязно бормочут себе под нос, и никак не могут поверить, что боль закончилась. Нет, какая-то боль, конечно, осталась, суставы у них выворачивает до сих пор, но ее терпеть можно.
-Трубку? – спрашиваю я, достав огниво.
Молодой парень, со слипшимися на лбу от крови русыми длинными волосами по плечи, угрюмо качает головой.
- Как знаешь, - отвечаю я и, размеренно попыхивая, раскуриваю трубку. – Хороший табак, кстати. У ваc, в Рыбачьем, | такого не достать. Ну, может, из-за Стены могут что-то завести, но, уверяю, такого ты явно не пробовал.
Парень молчит, уронив голову на грудь.
Я глубоко затягиваюсь и выпускаю пару колец, целясь в тусклую лампаду. Не люблю яркий свет, когда проходят пытки. Не то, что мне их жалко, просто… неприятно.
Я в который раз оглядываюсь. Сырые стены подвала бывшей церкви, облупившаяся рыхлая штукатурка. Затхлый, противный запах. Сверху на дощатый стол, рядом с чернильницей, размеренно капает вода с округлого потолка.
В который раз я задаю себе вопрос: - Почему я здесь?
Ответа не нахожу. Я охотился на оборотней у Медвежьего перевала, раскрыл заговор с участием Иллейских ведьм, организовал охоту у Орлиного Гнезда на гиганта, да… смешно вышло, тот сорвался со скалы и убился насмерть… Вот только что я здесь делаю?
В который раз я задаю себе этот вопрос и не нахожу ответа. Почему меня снимают с почти доведенного до конца дела и прямым указом императрицы направляют сюда, на самую окраину? Что в тебе такого важного, Дейн Дрейн? Что может быть в тебе настолько ценного, что отложили поимку банды «пустоголовых» на неопределенный срок. Теперь-то они точно исчезнут из Зеленого Леса, а вот где они появятся в следующий раз – кто его знает? Почему я должен платить бриллиантами, чтобы оказаться здесь именно утром этого дня, имея при себе приказ, подписанный самой императрицей о твоей смертной казни? Кто ты, черт возьми?
Ни дыба, ни каленое железо ни на йоту не приблизили меня к разгадке. Я хоть сейчас махну рукой, и тебя, ухватив за волосы, потащат на улицу, где, у помойной ямы, словно собаке, перережут горло, а тело сбросят со скалы на корм рыбам.
Да, я могу это сделать, но почему, черт возьми, я, федеральный маршал, должен бросать все, забыть про все, и сидеть напротив тебя, в этом сыром убогом подвале? Кто ты, Дейн Дрейн?
Почему о тебе прознали даже в столице? Отчего тех же братьев Уллов, которые выколачивали дух на Северном торговом тракте из проезжих купцов, оставили жить и отправили харкать кровью на меловой карьер? Почему именно ты удостоился смерти под надзором маршала, Дейн Дрейн? Что в тебе такого особенного?
А может, тебе уготована смерть потому, что ты не один появился такой? Возможно, вернувшись с войны, со стальным блеском в глазах, вас таких сотни? Тысячи поэтов? И никаких рудников не хватит, чтобы скрыть правду, чтобы замолчать то, что происходит на самом деле? Может, в этом дело?
Вот только ты молчишь, скрипишь зубами, орешь благим матом на дыбе и вновь молчишь и никогда я не узнаю, в чем именно твоя правда, отчего такой блеск в твоих глазах.
Я близок, близок, но никак не могу ухватить за жабры, никак не могу уловить, не могу понять, за что вас посылают на смерть, за что империя решила избавиться от вас немедленно и любой ценой.
-Так что мне делать с тобой, Дейн Дрейн, что мне с тобой делать? – в который раз вопрошаю я и вдруг понимаю, что кричу.
Он впервые за этот вечер смотрит мне в глаза и, показав окровавленные десна, кашляя, смеется: - Вы ведь все понимаете, верно? – голосом мертвеца спрашивает он.
Я молчу.
Когда луна прячется за старой часовней, я вывожу его из подвала, разрезаю веревки на руках Дрейна и торопливо сую ему в карман штанов с десяток золотых соверенов.
- Купи ферму, обзаведись хозяйством, женись, наконец, - говорю я, подталкивая его в спину к тропинке в лес.
Он поворачивается и едва качает головой.
- Вы ведь все понимаете! – вновь повторяет он. – Вы не живете, вас используют, вами играют.
Сказав это, он медленно уходит, но не в сторону леса, забирает вправо, к городу. Я уверен, что он не протянет и пару дней. Таких, как он, будут резать, вешать, жечь… вот только я в этом участие брать не буду. Но эта мысль не приносит мне успокоения.
Я хочу уйти, развернуться и просто уйти, но никак не могу этого сделать. Вновь и вновь я повторяю его последние слова и, глядя в сырую ночь, в которой исчез поэт Дейн Дрейн, вдруг говорю невпопад:- Феи не умеют лгать! | Работа №6
Одиночество… Как можно быть одиноким, когда тебя так много? Так много тебя, практически одинаковых внешне, и отличающихся чем-то неуловимым внутри. Вон тот, и тот, и этот – это всё я. И не я. Или я когда-то был ими. Или буду потом. Мы непрерывно появляемся, растём, что-то делаем, уходим. Каждый занимается чем-то своим, но все вместе делают одно. И со временем приходит понимание, что когда ты един – ты один. И приходит желание найти другого. Встретить его, посмотреть на него, задать вопрос и по-лучить ответ. Появляется одиночество…
Мыя живём в Протоке. Протока – это большая полость где-то внутри Тверди, наполненная Эфиром. Форма у Протоки очень сложная, со множеством изгибов, холмов и долин, тупиков и боковых проходов. Но есть две особенности. Первая: если идти поперёк тока Влаги, можно вернуться туда, откуда пошёл. Если, конечно, не заходить в тупики. Вторая: у Протоки есть Верх и Низ. СВерху вНиз по стенам Протоки непрерывно течёт Влага. А вместе с Влагой несколько раз за цикл спускается Мана.
Влага и Мана – основа моешей жизни. Влага поддерживает моиши тела в нужном состоянии, а Мана снабжает энергией. Они часто меняют свои свойства, особенно Мана. Иногда она мягкая, обволакивающая, ленивая. Иногда колючая, бедная энергией и мненам плохо. А иногда она прямо искрится силой и тогда мыя впадаем в безудержное веселье.
Твердь только называется твердью. На самом деле по ней всё время проходят какие-то волны и вибрации. Тщательно понаблюдав за ними, мыя смогли выделить в них периодические закономерности. И теперь эти вибрации помогают мнем измерять время, деля его на циклы.
Мыя давно живём в этом мире, но очень многого о нём не знаем. Что такое вообще Протока и как она возникла? Одни из мнас полагали, что Протоку промыла в Тверди Влага. Другие считали, что Протока была всегда и Влага в ней появилась только потом. Далеко ли простирается Твердь? Большинство уверено, что Твердь бесконечна, но как это проверить? Где начинается Протока и есть ли у неё конец? Откуда в ней берутся Влага и Мана?
На последние два вопроса мыя пытались найти ответы не только путём размышлений. Много раз отряды смельчаков пытались пройти подальше вВерх. Но чем выше онимы поднимались, тем мощнее становился поток. Сама Влага тоже менялась. Она становилась едкой, злой и в конце концов начинала так жечь моиши тела, что экспедиции поворачивали обратно. Идти вНиз осмеливались считанные единицы. Потому что вНиз уходили Те, Кто Перестал Быть. Назад не вернулся никто.
Так мыя и жили, цикл за циклом. Появление, содрогание Тверди, проход Маны, наполнение энергией, дела, содрогание Тверди, проход Маны, наполнение энергией, заботы, содрогание Тверди, уход вНиз. И чем дольше это продолжалось, тем острее ощущали мыя своёше одиночество. И что на извечные моиши вопросы так и не будет ответов. Кто-нибудь понимает, что это такое – знать, что никогда не появится никто Другой?
Примерно посередине Протоки есть вход в очень длинный тупик. Туда почти никогда не доходит Мана, поэтому там никто не живёт. Но в этот тупик приходят те, кто хочет передать потомкам своиши размышления. Там онимы высекают мысли на стенах. А потом в тупик приходят те, кто хочет почерпнуть пищу для размышлений в мудрости бывших. Это место так и называется – тупик Памяти. И однажды один из ходивших в тупик принёс прочитанную на стенах мысль: бесконечную Твердь пронизывает не одна наша Протока. Их множество. И возможно, что часть из них тоже населены. А если научиться создавать и передавать по Тверди вибрации, отличные от её природных колебаний, то мыя сможем послать зов обитателям этих Проток.
Так появился Проект. Лучшие моиши умы пытались найти способ вызывать необычные вибрации Тверди. Наконец было показано, что если увеличить количество наполняющего Протоку Эфира, то при очередном содрогании Тверди он заставит её вибрировать по-другому. Мыя принялись за работу. Цикл за циклом мыя нагнетали Эфир в необъятные просторы Протоки. Пока однажды мыя не почувствовали – по Тверди прошло неурочное с | содрогание. И было оно не таким, как всегда: резким, сильным, длинным. Затем оно повторилось ещё и ещё раз. Получилось! Сигнал пошёл. Мыя стали ждать.
***
Они пришли с проходом Маны. Когда наполнявший мнас энергией поток иссяк, мыя вдруг обнаружили, что наВерху Протоки, где Влага уже становилась жгучей, что-то шевелится. Приблизившись, мыя увидели Их. Другие. Во многом схожие с мнами, но другие! Наконец-то! Мнаш зов был услышан. Откуда они явились? Ответ мог быть только один – сВерху, из таинственных мест, где начиналась Протока. Оттуда, где появлялись Влага и Мана.
Вскоре обнаружилось, что пришельцы могут говорить. Речь их была резка и отрывиста, изобиловала незнакомыми словами, но всё же мы могли понимать друг друга. Мыя засыпали их вопросами. Кто они? Как попали сюда? Где их родина: в начале нашей Протоки или в какой-то другой? Сколько Проток пронизывает Твердь? Вопросам не было конца. Ведь мыя впервые получили возможность разом решить столько поколениями неразрешимых загадок!
Ответы пришельцев обратили Влагу вспять. Они рассказывали, что Твердь, которую мы привыкли считать беспредельной, имеет пределы, хотя и очень велика. Что её окружает материя, подобная нашему Эфиру. И что в этом пространстве есть множество других Твердей, больших и маленьких, в каждой из которых есть свои Протоки, а в них живут подобные нам существа. Оказалось, что Мана и Влага прибывают в Протоку извне, из-за пределов Тверди. Сами пришельцы путешествовали на таком сгустке Маны и, пройдя через жуткие Врата, грозившие им непонятными для мнас опасностями, оказались здесь.
Мыя не могли поверить услышанному. Мир, казавшийся запертым и пустым, шкатулка моешего одиночества, в один миг стал невероятно сложным и многообразным. А главное, там были Другие! Невероятное, невообразимое количество Других! Конец одиночества. Конец! Мыя установим связь с ними всеми. Мы будем общаться, будем дружить!
По Тверди прошло содрогание. Ещё одно, ещё. Они были очень странными и начались не вовремя. Почему?! Обернувшись к пришельцам, мыя застыли в изумлении. От них по стенкам Протоки расходились волны каких-то странных веществ, которые пришельцы сбрасывали прямо в поток Влаги. И там, куда доходили эти волны, стены Протоки, наша привычная Твердь, основа нашего мира вдруг становилась зыбкой и ненадежной, а затем расползалась, образуя ужасные глубокие ямы.
-Что вы делаете?! – вскричали мыя всеми своими голосами.
-Живём, - спокойно ответили пришельцы.
-Но вы разрушаете мнаш мир! – от изумления мыя не знали, что делать.
-Мы думаем, что теперь это наш мир. Он вполне нам подходит, надо только кое-что исправить. И мы переделываем его под себя.
Все моиши мечты о дружбе и общении рушились так же быстро, как появились. Эти пришельцы, эти чужаки… Как они могут так поступать?!
-Убирайтесь, откуда явились! Вам тут не место! – мыя двинулись на чужаков.
И тогда они начали убивать. Мыя были потрясены. Пришельцы метали в мнас струи своей отравы, давили и рвали моиши тела, не щадя никого. Оправившись от первого шока, мыя стали сопротивляться. Мнас было намного больше, но чужаки были сильнее. Сражение длилось несколько циклов. Миллионы и миллионы мнас Переставали Быть. И всё чаще проходили содрогания Тверди, и Переставшие Быть уходили вНиз.
Развязка наступила неожиданно. С очередным проходом Маны появилась какая-то необычная её порция. Все, кто подошёл к ней за энергией, мгновенно Перестали Быть. Очень быстро она растворилась во Влаге, и напитанный ею поток двинулся по Протоке. Начался кошмар. Переставали Быть все, кто оказался на пути потока – и мыя, и моиши враги.
Я пишу эти строки на стенах тупика Памяти. Зачем я это делаю? Не знаю. Похоже, не осталось никого, кто сможет их прочитать. Протока пуста. Ничто не напоминает ни о кипевшей здесь совсем недавно жизни, ни о коварном вторжении чужаков. Я действительно остался один. Перестаю…
***
-Ну что же, милочка, анализы всё подтвердили. Все Ваши метеоризмы и диареи есть следствие сильнейшего дисбактериоза. Вот что значат немытые огур | огурчики с грядочки! Антибиотики всю паразитную микрофлору уничтожили. Правда, и полезную тоже. Но ничего, попьёте бактисубтильчика, и через пару дней всё у Вас восстановится. До свидания. Следующий!
***
Пробуждение наступило внезапно. Стенки капсулы, надёжно хранившие во время перехода наши сморщенные тела, вдруг стали расплываться и исчезать. Какая-то жидкость добралась до моей неподвижной плоти и стала наполнять её жизненной силой. Рядом просыпались мои товарищи.
Этот мир совсем не похож на мою родину. Он гораздо больше, гораздо сложнее по строению, и стены его не твёрдые и гладкие, а состоят из чего-то упругого и странно подвижного. Но жить здесь можно. Жидкость в достаточном количестве насыщена питательными веществами. Температура в норме. Опасных существ пока не обнаружено. Что ж, теперь это наш мир.
Поступил доклад от группы разведки. На стене одного из тупиков обнаружены странные знаки, похожие на письмена. Любопытно… | Гм. забыл выложить работу =(
Работа №7
Сорняк.
Я посадил семя. Однажды из него вырастет ядовитый цветок, страшный, опасный, но неимоверно прекрасный в своем смертоносном величии. Крошечное семечко пока не требует многого. Сейчас оно такое маленькое, невесомое, что его невозможно увидеть, потрогать. Не верится, что когда-нибудь оно убьет меня, и, возможно, еще нескольких близких мне людей. Сначала я даже не знал, что посадил его, а оно тихо прорастало.
Я много слышал про это растение раньше, но никогда не думал, что увижу его, смогу коснуться, почувствовать. Я знаю, что обычно оно долго скрывается, набирается сил, чтобы пустить свои тлетворные ростки. И еще я знаю, что его невозможно вырвать с корнями, уничтожить, сжечь! Будучи посаженным, оно уже никогда не покинет своего места.
Я продолжал жить своей жизнью и растил цветок, сам того не зная, давал все, что ему было нужно. Но это растение, само зло, не знало меры, ему с каждым разом надо было все больше и больше. Столько много, что я уже не смог давать еще. Посадить его было самой большой ошибкой в моей жизни.
Оно окрепло, пустив сотни корней, тонких и острых словно иглы. Врачи сказали, что оно уже давно паразитирует внутри, незаметно питаясь жизненными соками, разрушая меня, своего хозяина. Оно прорастает, впиваясь в мягкие ткани. Корни, разрывая органы, глубоко проникают во все части организма и причиняют невыносимую боль. Стебель со множеством отростков в поисках новых мест, откуда можно кормиться, тянуться вверх, они уже добрались до поверхности, и там, где коснулись кожи изнутри, появились сочащиеся язвы.
Теперь растению надо больше питаться, чтобы вырасти еще длиннее, еще сильнее, еще опаснее… Выпивая последние соки, зеленый бутон раскрывается тысячами шипов, разрывающих внутренности. Цветок вечно голоден, он постоянно тянет из меня жизненные силы. Но одного меня ему будет мало.
Больно и страшно, но я улыбаюсь, я знаю, что если носитель умрет - паразиту тоже не жить… |
К списку тем
|
