Об игре
Новости
Войти
Регистрация
Рейтинг
Форум
14:22
5085
 online
Требуется авторизация
Вы не авторизованы
   Форумы-->Творчество-->

Урод.



АвторУрод.
Мысли скомканные, жеваные, словно высунутые из чужого рта, обсосанные, измусоленные и положенные в мой молодой, полный зубов рот. Дабы я пережевал уже давно пережеванное и, вновь высунув их под старость, переложил в чужой молодой зубастый рот. Эти мысли давно безвкусны, жестки, раскрошенные на мелкие отвратительные куски, но их держат и держат во рту. Кто-то проглотил их однажды и отравился, кто-то выплюнул и умер от голода.

Нас не заставляют есть безвкусные бумажные думы – это добровольный выбор каждого. Мы по незнанию, как бездонный желудок вечно голодного кукушонка, стоим, разинув рот, и ждем, пока туда не попадет что-то съедобное.

– Все избито и старо. Мы попросту повторяем чужие шаги и при этом, не сделав и шага, все стоим у обрыва реки…

– Как грустно, – произнесла она, приобняв сзади. Она всегда это делала неуверенно и робко, словно совершая что-то запретное, словно, если он недовольно дрогнет, она разобьется, треснет по шву и развалится за спиной. Прижалась к его спине, обретая спокойствие. Закрыла глаза и выдохнула с облегчением. Все хорошо. Они молчали. Он смотрел в окно, она ни о чем не думала, просто держалась за его спину, прислушиваясь к спокойному и ровному дыханию.

– Я собрал в одну строку все свои мысли, получилось нечто поэтичное, – произнес он, смотря в окно. Его голос был приятен и ровен. Весь он казался невероятно необъятным, непостижимым и глубоким, но ей так хотелось утонуть камнем и коснуться этого неизвестного дна. Или просто спускаться все ниже, погружаться в него, и так бесконечно окруженная им. Ведь может быть, у него нет дна… Хотя раньше все люди были подобны ведрам. Одни квадратные и маленькие. Другие вытянутые и узкие. Но у тех и других всегда до дна можно было легко достать рукой. Бывало оно дырявым, сгнившим и почти отсутствовало, но это отсутствие дна было совершенно другим – оно было пустотой. Скучная и никому не нужная пустота, вокруг ржавого железа. – Впрочем, ничего нового. Порой мне кажется, нет ничего нового... – с горечью произнес он, вернув ее из мыслей о ведрах и людях. Она даже посмотрела на его спину, словно перед ней было лицо, выражая свое удивление и негодование его горечью.

– Люди каждый день открывают что-то новое, – не задумываясь, ответила она, обратив свой взор в его затылок. Он печально покачал головой.

– Да… люди каждый день открывают что-то новое. Но для меня мир стоит на месте, и во мне нет ничего нового. Я не имею в виду, что все знаю в этом мире, это не так. Я многого не знаю во Вселенной, или о том, как работает вон та машина за окном. Я говорю о своей жизни, о моем мире. Эта квартира, люди, что идут за окнами. Я вижу каждый день новые лица, но в этих лицах узнаю старых знакомых. Многие меняют внешность, красят волосы, а внутри… в мыслях и действиях я вижу все одно и тоже.

– И что же видишь в них ты? – удивленно и с интересом произнесла она.

– Одиночество, страх и тоску. Скука, мне так скучно в этом мире. Я какой-то урод, меня не интересуют ни деньги, ни власть, я настолько устал, что кажется покрылся черствой коркой, что отрезали от куска хлеба и оставили на солнце. Я ничего не чувствую.

Он повернулся к ней и посмотрел в ее больные, бледные глаза – они были прекрасны в своей слабости.

– Ты романтик, – ответила она, внимательно послушав его слова, и закрыла своей мягкой маленькой лебединой ладонью половину колоритного лица. Словно указывая, что половина его здесь, а половина там.

– У романтика есть другое лучшее место или хотя бы представление о нем. – Взяв ее руку своей ладонью, он опустил ее вниз, открыл лицо. Его глаза побледнели и напомнили мутные глаза выброшенной на берег рыбы. – Я полностью здесь. И мне скучно.

– И я скучная? – осматривая его печаль острым живым внимательным взглядом, поинтересовалась она.

– Ты особенная, – сказал он. И она вздрогнула, словно вспомнив то, о чем мгновение назад забыла, и вобрала в себя обратно свой груз, стала слабой и печальной, такой же, как и он. Он выпустил ее руку, и она стала безумно одинокой и печа
– Ты особенная, – сказал он. И она вздрогнула, словно вспомнив то, о чем мгновение назад забыла, и вобрала в себя обратно свой груз, стала слабой и печальной, такой же, как и он. Он выпустил ее руку, и она стала безумно одинокой и печальной.

Разобранным пазлом лежала на диване. О чем-то думала, но точного ничего не было, одно общее непонятное настроение поглотило ее ноющую маленькую грудь и большую тяжелую голову, что было уже не в силах ее поднять, словно перебитый походный рюкзак, набитый всяческим хламом. Обесцвеченные, крашеные под серебро волосы с локонами, как набухшие вены, были разбросаны по всему дивану, лежали на руках, спине и на ногах, даже казалось, что они пульсируют. Обнаженные руки, обнаженные ноги, безвольно разбросанные по всей поверхности, невероятно белые, словно прозрачные, даже ее пятки бледные. Небольшая прозрачная ночнушка, под которой видна искривленная спина с выпирающими позвонками и ребрами.

В комнату вступил он, она отвернулась.

– Ты раздавил меня, – уткнувшись в стену, сказала она, моргая своими пустыми глазами, сдерживая накатывающие слезы. – Я обиделась.
Его глаза болят, им привычней в темноте. Присел на край дивана и устами прижался к ее обнаженной ноге. Немного дернулась от неожиданности, но стало легче, и она чуть расслабилась. Словно позволяя ему зализать ее раны, будто протягивая боль, собранную в ладоши, ему, а он добровольно подставляет свои, чтобы забрать эту грязную обиду. Засыпала комната, каждый хотел что-то сказать, но боялся нарушать это молчание, не зная, как начать. Он хотел подняться к ней, она опуститься до него, но оба остались на своих местах.

– Мне холодно, – наконец, сказала она. – Согрей меня. – Он встал и накрыл ее собой, прижимая к себе, ее спина в его грудь. Ее затылок приблизился к его носу, и он вдохнул ее в себя. Казалось, сошлись детали. Стык нашел на стык.

Не спалось.

– Ты когда-нибудь разлюбишь меня, – выдохнула она последнее, что осталось в ее груди, словно душа покинула слабое, немощное тело, а сердце замерло в ожидании ответа. Жестокое молчание поддергивало грудь, и руки сжимались в маленькие напряженные кулаки. Дай ответ, и я либо умру, либо заживу заново. Дай ответ! Молила слабая душа.

– Нет, – раздалось подобно удару двух напряженных черных туч, разряжая всю атмосферу комнаты, и пошел дождь. Она развернулась и, уткнувшись в плечо, рыдала, содрогаясь, без остановки. А после заплаканная и довольная уснула.

Наступил рассвет. Простой закон круглого мира, какова бы ни была тьма и как бы она не страшила, всегда восходит солнце. Это ведомо всем. От этого каждый живет, пережидая поедающую, грызущую тьму, бьют снаряды, стонут и дрожат люди, но ждут, зная, что взойдет ослепительное, испепеляющее солнце и подарит свет.
Его миром была тьма. Не такая, какой ее себе представляют, скрывающая и держащая в себе воронов и псов. Не та, что таит злобу и несет в себе страх. Он видел ее по-особенному, для него она была простой, пустой, убаюкивающей и спокойной. Он растворялся в ней, и она растворялась в нем. Находясь в полном умиротворении, он забывал, что является человеком. Забывал, что есть жизнь, что идет время и летят дни. Забывал мелкие, ненужные проблемы. Забывал страхи дня. Он становился всем и ничем одновременно, его думы становились едины, и он словно дремал, погруженный в вечность. Когда наступала тьма, он не прятался и не старался переждать ее, находясь в спасительном сне. Он садился как можно удобнее или ложился на кровать, открывал свои глаза и обретал покой.

Пространство теряло границы, пропадала вечная борьба. Борьба, что дарует свет. Начиная от глобальной, добра со злом, заканчивая насущными, безликими сражениями человека с природой, с городом, с богом и с самим собой.

Свет приносил ему только боль. Заставлял вспомнить, где он и кто. Давал в руки оружие и кидал на невидимые фронты. Он ненавидел рассвет. Но как бы он не ненавидел свет, тот все равно просачивался сквозь все углы и колол его своими ножами.
К списку тем
2007-2024, онлайн игры HeroesWM