Форумы-->Творчество-->
Автор | Куда нелёгкая занесёт (роман) |
Пролог
Проникнуть во дворец оказалось несложно. Труднее было остаться незамеченным в его коридорах, ярко освещённых масляными светильниками, которые придворные фонарщики – очень некстати – содержали в исключительной чистоте. Эльлан бесшумно скользил вдоль стен увешанных картинами с героическими анфасами, неменее героическими профилями и сценами кровавых битв. Сквозь высокие узкие окна в прохладу коридора чахлый ветерок вплетал удушливый зной: небывалая жара свирепствовала в Империи, с жестокостью надсмотрщика разгоняя тучи готовые пролиться спасительным дождём. Ночное небо дразнило сполохами далёких гроз. Из темноты забывшегося беспокойным сном города донёсся тихий унылый звон церковного колокола. Про звон такой в народе невесело шутят, мол, звонарь повесился.
Эльлан на мгновение замер, прислушиваясь. Обычный человек вряд ли бы различил среди ночных шорохов тихий скрип биранских сапогов, излюбленной обуви наёмных убийц и шпионов. Воры – даже самые удачливые – редко могли позволить себе такие, а потому предпочитали «работать» босыми. Эльлан нырнул в нишу, аккурат за начищенными доспехами рыцаря, которым неведомый искусник придал воинственную позу, всучив в пустые латные рукавицы огромный двуручный меч. Он успел как раз вовремя: мимо проследовал патруль внутренней дворцовой стражи. Эльлан не удивился: даже самый завалящий барон в Империи стремился нанять для охраны отпетых головорезов. Вот и вышагивали асассины по коридорам дворца в необычной для себя роли. Однако как же далеко было до них наружным охранникам, чьи подкованные сапоги, звон оружия и сиплые перебранки вперемежку с хохотом можно было расслышать от самого крепостного рва.
Сосчитав в уме до десяти, Эльлан выскользнул из своего убежища. Отрезок пути до следующей ниши он преодолел стремительно и только там – в спасительной темноте, – провожая взглядом очередной дозор, позволил себе расслабиться. Сведения, которыми его снабдил Дукка Рябой, оказались достоверными. Во всяком случае, пока. Подробная карта переходов дворца со всеми закоулками и укромными схронами, с маршрутами патрулей! Каким образом Дукка исхитрился получить её, оставалось загадкой. Возможно, старому скряге пришлось-таки растрясти свою мошну. Однако, зная его легендарную прижимистость, можно было предположить, что бедолага, добывший сведения, благополучно окончил свои дни в какой-нибудь зловонной, богом забытой луже с камнем на шее.
Очередной патруль, миновав нишу, скрылся за поворотом прилегающего коридора. Эльлан уверенно двинулся дальше: он помнил весь путь до мельчайших подробностей. В руке нетерпеливо подрагивал большой хассинский нож, готовый оборвать жизнь любого, кто окажется настолько невезучим, чтобы заступить дорогу его хозяину. Впрочем, эту работу надлежало исполнить без лишних жертв, о чем Дукка со свойственной ему назойливостью упомнил не единожды. Эльлан будто и сейчас слышал его вкрадчивый с легким присвистом голос: «А если что, милдруг, то оно конечно… как же без этого, но… оплата тебе, значить, урезается… да, таким вот образом, милдруг… ежели значить не убьют».
Коридор закончился огромным окном, забранным снаружи кованой решёткой, которую густо оплетало неведомое растение с причудливыми белыми цветами. В ночном небе бесновались молнии. Отдалённые раскаты грома вселяли надежду, что уж в этот раз ливень не минует раскалённого, оцепеневшего от жары города. По правую сторону от окна, подле массивной украшенной резьбой двери, мирно спал стражник, привалившись широченной спиной к стене. Эльлан улыбнулся: сытая спокойная жизнь при Дворе развращает. Так или иначе, здоровый сон охранника был весьма кстати. Эльлан подкрался к двери и тихонько толкнул её. Сердито взвизгнули потревоженные петли, костяшки пальцев, сжимавших нож, побелели от напряжения, однако стражник не шелохнулся. Эльлан проскользнул в комнату. | В помещении царил мрак. Неровное пламя нескольких свечей в высоком канделябре на заваленном бумагами и свитками столе, только усиливало сгустившуюся вокруг тьму. За столом, в кресле с вычурной высокой спинкой кто-то сидел: Эльлан прекрасно видел руку, покоящуюся на подлокотнике. Гроза за окнами набирала силу. Особенно яркие молнии освещали комнату, и тогда она на мгновение наполнялась зловещими кривляющимися тенями. Эльлан пригнулся как можно ниже и медленно направился в сторону кресла. За пару шагов он сделал рывок и, одним прыжком достигнув цели, приставил нож к горлу незнакомца.
«Сиди тихо, не двигайся!» - прошипел он ему в ухо.
Эльлан был горд: никогда ещё ему не удавалось так незаметно приблизиться к старшему брату. Обычно тот встречал его еще на пороге укоризненным «И когда ты уже повзрослеешь, волчонок?» Или, дождавшись пока Эльлан вдоволь наползается, в последний момент сообщал «Сквозняк для юных асассинов вреден, мой друг».
«Попался!» - довольный Эльлан убрал деревянный нож в ножны. Королевские первенцы взрослеют раньше. И дело не в том, что разница между братьями была ощутимой: Тэоллу миновал двадцать второй, тогда как Эльлану едва исполнилось пятнадцать. С раннего возраста Тэолла готовили на трон, готовили к тому, что в его руках окажется власть над целой Империей. Бесконечные заседания Совета, обучение воинскому искусству, дипломатические визиты с отцом в другие державы отняли у Тэолла детство. Он всегда был серьёзен не по годам. И сейчас принц молчал, о чём-то глубоко задумавшись.
Эльлан обошел кресло и заглянул брату в лицо. Глаза Тэолла были широко раскрыты, в остекленевших зрачках ещё отражался огонь свеч, однако мутная пелена смерти уже начала гасить его. Некогда белая, расшнурованная на груди, рубаха почернела от крови, которая обильно вытекала из страшной раны на шее. Крик Эльлана утонул в первых оглушительных раскатах грома. Порыв яростного ветра, сорвав со стола бумаги, разметал их, задул свечи. Комната погрузилась во тьму. Непрерывные вспышки молний озаряли труп в кресле. В пляске беснующихся теней казалось, что Тэолл пытается встать, не отрывая неподвижного взгляда от Эльлана. С ужасающим рёвом с неба низверглись на спящий город потоки воды. Эльлан побежал. Дверь услужливо распахнулась ему навстречу. Новая вспышка осветила на пороге невысокую фигуру, закутанную в черный плащ с низко опущенным на лицо капюшоном. Призрачный свет продолжался мгновение, однако Эльлан увидел: незнакомец улыбался. Затем навалилась тьма, и остался только тихий, насмешливый голос:
- Уже уходите, ваше высочество? Так скоро?.. | Глава 1 Дезертир
Марин остановился и отстегнул флягу от пояса. Несколько ничтожных капель утолить жажду определённо не смогли. Всё на что их хватило – раздразнить потрескавшиеся губы да пересохший язык. Солнце вскарабкалось в зенит и нещадно палило многогрешную землю. До самого горизонта в необъятной синеве не наблюдалось ни одного, даже самого захудалого, облака. Марин покрепче перевязал на голове посеревший платок, отвердевший от высохшего солёного пота. Больше всего на свете ему хотелось сейчас две вещи: пить и как следует пройтись кулаками по лукавой усатой морде деревенского старосты. Это по его вине Марин вынужден был глотать пыль раскалённых имперских дорог. Это «благодаря» ему жизнь Марина стоила сейчас едва ли дороже его имущества, которого и было-то всего ничего: пустая фляга, меч да пара медяков в правом сапоге. Левый сапог был дырявым и на роль сокровищницы подходил мало. А ведь не так давно в карманах Марина ничего мельче Имперского тинара и не водилось! Память услужливо перелистнула несколько страниц в обратном порядке, к тому самому моменту, когда его судьба совершила сальто, словно дешёвый фигляр в ярмарочный день на площади…
…Жил-поживал в одной деревне кузнец Дорам, чьё умение было столь велико, что сам его светлость старый барон Олдри – господарь тех земель – не гнушался услугами оного. Большой искусник был: лошадь подковать, инструмент оправить, а когда нужда и оружие достойное сладить. Жаловали мастера и в округе, и далеко за её пределами: как надобность какая случалась, так к нему обращались и о цене не спорили. С божьей помощью имелось у кузнеца два сына. Старшего при рождении Марином нарекли в честь предка далекого и по слухам жутко героического. Нарекли, чтобы, значит, с именем вобрал в себя доблесть знатного пращура. От имени того, или по какой другой причине, а вырос Марин беспокойным до крайности. Кулачные ли бои в праздники, Турнир ли в городе на потеху горожанам, или просто свалка какая – Марин в первых рядах! Как разойдётся, смотреть любо-дорого: и силушкой бог не обидел, и мечом сподобился управляться так, что держите семеро… Одна беда: не лежало сердце его к делу семейному. Вся заботушка – кулаками махать да девок спелых мять. Дорам ни в чём препятствий сыну любимому не чинил, благо младший к делу кузнечному приохотился. К той поре старый барон преставился и в права вступил сын его – барон Густав. И был тот Густав человеком крайне злопамятным и воинственным: соседские земли воевал, когда с поводом, а когда и того не требовалось. А так как покойный папаша его был человеком миролюбивым, хозяйственным и бережливым, то денег наследных на дела ратные хватало молодому барону с избытком. Вот как-то раз деревенский староста собрал люд честной и давай молодняк в воинство баронское сватать. Уж он и кулаками потрясал, и в грудь себя колотил, славу обещал бескрайнюю, достаток без меры. Мужики постарше только посмеивались, мол, бесплатный кус у торговки под подолом. Молодняк же по тем временам к старшим прислушивался, и остался бы староста при своем интересе, да некстати бросил Марин взгляд на толпу девичью. Там, промеж прелестниц, разглядел он грудастую дочку мельника, и кровь – или ещё что – прилила к голове бедовой! Когда староста добровольцев вызывал, вышел Марин, а с ним заодно и пара припевал закадычных, договор подписью скрепили, по рукам ударили. | Домочадцы, преисполненные гордостью за воина славного, вокруг Марина разве что хороводы не водили – любые пожелания его исполняли. И только дед, услышав весть, в сердцах плюнул себе под ноги и произнес веское: «Дурак!» К слову сказать, послабления от мельничиховой дочки Марин так и не получил. А через седьмицу отбыл он с товарищами в замок для прохождения службы ратной. И вот тогда понял сын кузнеца почём хлебушек баронский: науку воинскую вдалбливали им с усердием. За малую провинность охаживали палкой по пяткам, за нарушение устава прикладывались плетью в уксусе вымоченной. Подвиги славные, о которых гладко пел староста, приходилось выполнять при казарменных нужниках ежедневно, и подвигов тех были полны вёдра! Харч был неплохим, да немалую долю бывалые себе забирали, молодняку оставляли ровно столько, чтоб с голоду не околели. А как возмутился Марин, в миг табуретом дубовым короновали. | После – в лазарете – седой капитан растолковал ему всю тщету его потуг добыть справедливости и пожелал скорейшего возвращения в строй. Небольшим утешением служили редкие весточки из дома. С одним из таких посланий до Марина дошло, что в доме всё слава богу, что отец захворал, но брат с делами справляется, что дед переживёт по-видимому всех и что дочка мельника удачно вышла замуж за старосту и вроде как уже понесла. В довершении ко всему командование довело до Марина, что, дескать, накладочка приключилась с договором-то, и срок его службы ратной загадочным образом увеличился вдесятеро. А поскольку нет ничего на свете достойнее, чем служить барону верой и правдой, то и переделывать ничего не стали – оставили всё как есть. Шло время. Густав, не в силах долго уживаться с соседями в мире и согласии, воспользовался малым поводом и пошёл войной на сопредельные земли. | Случилось тогда Марину держать штурм пограничной крепости бок о бок с одним из своих закадычных товарищей – след второго затерялся еще в самом начале службы. Чесали языками, будто видели его в тайной канцелярии самого барона, да, поди, проверь трепотню солдатскую. Вот, стало быть, сидели Марин и Гунар за зубцами каменными да считали удары глыб гранитных, которыми неприятель прочность стены испытывал. Седой капитан не таясь, ходил меж притихших новичков и поддерживал в них зуботычинами и пинками высокий боевой дух. Бывалым он бросал сальные шутки, и те отвечали ему дружным гоготом. Гунар всё поверх полуразрушенного зубца выглядывал, смелостью значит, похвалялся, подвиг себе присматривал. Уж больно хотелось ему в ряды бывалых попасть, поесть сытно. Вот аккурат по зубцу башку-то ему и сорвало каменюкой. О многом тогда подумал Марин, глядя на обезглавленное тело своего друга, многое понял. И дрался он в тот день, словно в последний раз: молча лез напролом, мечом обильную жатву собирая. А после боя, выпачканный в чужой крови, похожий на вурдалака, долго бродил по внутреннему двору, переворачивая трупы, пока не нашел голову бедного Гунара. Чуть поодаль от крепостного рва сложил он костёр погре-бальный и молча следил, как языки весёлого пламени жадно облизывают тело. Бывалые не мешали, даже оставили пять медяков из, пожалованного ему за доблесть самим седым капитаном, Имперского тинара.
Полночью, пока все спали, Марин, прихватив медяки, нехитрый харч, казенный меч да флягу с водой, проломил голову часовому и ушёл… | тема закрыта by praduschko (2010-08-09 23:56:24) |
---|
К списку тем
|